Учителя и блогеры часто с придыханием говорят об успешных китайских, японских и южнокорейских школьниках и их академических достижениях. Одни увязывают эти успехи с тоталитарными практиками азиатского общества, другие кивают на высокий уровень конкуренции и стремление «выйти в люди», выбиться в элиту, третьи напирают на культурный фон и многовековые традиции (упуская из виду то, что концентрация на высоких результатах приводит к психологической нестабильности подростков, которые не справляются с навязанными темпами). Школьники страдают от перманентной критики и давления школы и семьи, что зачастую оканчивается нервными срывами, потерей ценностных ориентиров и депрессией, а иногда и вовсе приводит к печальному исходу.
Возможно, именно благодаря этому азиатская модель обучения никого не оставляет равнодушным; у нее есть либо преданные фанаты, либо яростные критики и обличители. Почему это так, в чем плюсы и минусы подобной системы? Давайте разбираться вместе. Стоит ли учиться «по-азиатски»?
Традиции предков и вечные ценности
Экспертное сообщество уже много лет отмечает более высокие показатели азиатских студентов по сравнению с европейскими и американскими.
Наглядный факт: в рейтинге ОЭСР по уровню образования в 2010 году на первом месте оказалась Республика Корея.
Сомневаться в цифрах не приходится: в рамках исследования учитывалась динамика индивидуальных показателей почти полумиллиона учащихся из 66 стран мира — все они проходили аналогичные по форме и содержанию тесты. Южнокорейские школьники заняли первые места по математике и английскому, а по естественнонаучным дисциплинам пропустили вперед финнов и своих соседей-японцев.
Это стало первым звоночком — и с тех пор не проходит и года, чтобы политики или эксперты не сделали одно-два громких заявления на этот счёт. Часто восточноазиатские страны даже приводят в пример: так, экс-президент США Барка Обама заявил, что в Республике Корея к педагогам относятся как к краеугольному камню нации, и Америке было бы неплохо относиться к своим учителям так же. И это не случайная оговорка: спустя несколько лет, уже после завершения своего срока Обама подчеркнул важность инвестиций в обучение молодежи. В аналогичном ключе высказывался и Билл Гейтс, и оппоненты Обамы из Республиканской партии.
Как в Японии
Подобное единодушие политиков столь разных взглядов не может быть случайным. Японская модель, на которую они смотрят как на удачный образец, основана на перманентном контроле успехов, субординации, высокой конкуренции и требованиях к дисциплине как на залоге эффективной и качественной подготовки к жизни в условиях капитализма.
Важный нюанс: у японцев семья, учеба и работа представляют собой элементы общей социально-экономической структуры. Однако эта структура не была чем-то уникальным, в регионе были и другие государства с подобной системой. Например, в Китайском государстве свыше тринадцати столетий просуществовала экзаменационная система кэцзюй; она открывала перед всеми без исключения людьми возможность поступления на госслужбу — достаточно было сдать экзамен, чтобы получить возможность стать чиновником, добиться положения и высокого статуса, стать богатым и влиятельным.
Очень похожим было положение в древней Корее, государстве Чосон, существовавшем без малого пять столетий. В этой стране одним из немногих реально работающих универсальных социальных лифтов были экзамены кваго. Они были двух разновидностей — по военному делу и литературе; экзаменуемые должны были продемонстрировать хорошее знание классической литературы. Правда, даже такие правила не были панацеей — при формально равном положении всех экзаменуемых «одни животные были равнее, чем другие», и выходцы из высших слоев китайского и корейского общества по необъяснимым причинам часто показывали непропорционально лучшие результаты. Впрочем, отдельные коррупционные проявления не изменили общей картины — в национальной корейской культуре образование стало высшей, непреложной ценностью, надежду на лучший выбор.
Сейчас эта стереотипная поведенческая модель сохраняется — тем более что за прошедшие столетия ситуация на рынке труда стала лишь сложнее, а требования к компетенции молодежи возросли. Сегодня государственные экзамены в Корее — событие национального масштаба: движение на дорогах вблизи школ и университетов в эти дни изменяют, шумные работы запрещают, и даже расписание авиаперелетов могут модифицировать, чтобы шум взлетающих и садящихся самолётов не отвлекал школьников и студентов от, возможно, самого важного события в их жизни.
Всё это даёт свои результаты. Согласно исследованиям австралийского социолога Джона Джеррима, дети мигрантов из региона Восточной и Юго-Восточной Азии набирают куда более высокие баллы по сравнению со своими сверстниками из других регионов. Вывод напрашивается сам собой — разница связана с тем, как в этих семьях воспринимают образование и насколько серьезно относятся к школьным оценкам. Если в англосаксонской и в целом европейской традиции в провале нет ничего страшного (обычно всегда есть возможность пересдать), то для китайцев, корейцев и японцев это чуть ли не вопрос жизни и смерти.
Понимаете разницу, да?
Ещё один пример. В Европе и США достижения школьника или студента оцениваются конкретно — насколько твои результаты лучше или хуже некоей усредненной нормы. Азиатская модель оценивает не только и не столько личные успехи, сколько в целом престиж учебного заведения — лучше быть последним с самой крутой и дорогой школе, чем первым, но в посредственной.
И наконец, азиатская модель развития очень ценит иерархические структуры — им важно понимать свое место в этой структуре. Важно не то, что ты справился с проблемой и добился цели, а чтобы другие это заметили, оценили, приняли к сведению и убедились, что ты хорош. То есть восприятие себя первоочередно зависит от того, что о тебе думают другие. Такой подход способствует высоким результатам здесь и сейчас, что обычно устраивает абитуриентов и их семьи, но в долгосрочной перспективе негативные последствия для психики ребенка могут перевесить.
Формализм убивает креативность
Поговорим о недостатках. Очень часто такую модель обвиняют в том, что выпускники азиатских школ оказываются слишком уж зависимы от формальных рамок и требований системы, они лишены творческих качеств, критического и логического мышления. В случае с Китаем это списывают на авторитарную модель государственного устройства, однако Корея и Япония с их устоявшимися демократиями имеют те же проблемы. Так что дело именно в системе кэцзюй — именно эта архаичная, освященная тысячелетней практикой модель заложила основу системы образования восточноазиатских стран. Она обеспечила китайцам, японцам и корейцам возможность подняться до какого-то определенного уровня, но она же ограничила развитие технологического прогресса и науки — ведь у Китая было всё, чтобы стать флагманом индустриального мира, ещё за три-четыре столетия до Великобритании, Пруссии и Франции.
Однако экзамены, а с ними и вся учебная модель были устроены так, чтобы поощрять не инициативность, авантюризм и тягу к новому, экспериментам и открытиям — а покорность, терпение, гибкость и уступчивость. Отсюда тяга к постулированию норм конфуцианства. Задача такой модели была не в создании очагов развития, а в установлении эффективного механизма тотального контроля над обществом и его институтами.
С тех пор мало что изменилось: система образования в Китае и, в меньшей степени, в других восточноазиатских странах «заточена» на подготовку идеальных последователей, но практически не способна генерировать лидеров. Именно поэтому залогом экономического триумфа в КНР стала не доминирующая китайская модель обучения, а те немногие жители страны, что прошли западные школы и обзавелись дипломами западных университетов, а потом приехали обратно в Поднебесную с принципиально иными взглядами и системой ценностей.
Под прессом семьи, школы и общества
Другая серьезная проблема связана с тем, что китайскому и японскому школьнику некогда скучать, иногда нет времени даже на прогулки, не говоря уже о чем-то ином. Показательно, что многие ученики старших классов в Китае, не сумев с первой попытки преодолеть барьер вступительных экзаменов и попасть в один из сорока лучших национальных вузов, предпочитают остаться на второй год и попытать счастья ещё раз, нежели отнести документы в вуз попроще: в 2020 году из 11 миллионов школьников, сдававших гаокао (вступительные экзамены в КНР называются именно так) так поступили 6,1 млн абитуриентов, то есть больше половины.
Дальше — хуже. Южная Корея на протяжении шести лет владела пальмой первенства по такому сомнительному показателю, как количество самоубийств в мире, до сих пор остается лидером в части подростковых суицидов — это главная причина смерти подростков в стране, она встречается в сводках даже чаще, чем смерть по естественным причинам. И многие эксперты убеждены в том, что важнейшей причиной этого печального первенства является как раз культ высоких академических достижений.
